Математик гитару пропил (навеяно известным романом)

Лариса Петрашевич, 
Монреаль


Юрий Олегович появился в нашей школе на смену математичке-маразматичке, которой по ощущениям перевалило за сотню, и ее таки не без усилий вытолкали на заслуженную пенсию.  Математик был именно таким, каков должен быть преподаватель этой мудреной науки: с шевелюрой кудрявых волос, бородатый, с умными, живыми глазами. Правда, росточка он был малого и чуток кривоног, да разве  такие мелочи могут испортить обаятельного мужчину! Он был неприлично демократичен в рамках советской школы: на его уроках позволялось вставать, почти на равных общаться с учителем, сидеть на столах и делать много других вещей, за которые на других уроках ученик наполучал бы неудов,
 и огреб дикое количество проблем на свою комсомольскую голову. Администрация школы, включая законченную суку-завуча, ненавидела математика всеми фибрами партийной души. Но приходилось терпеть, вариантов-то не было: с учительскими кадрами всегда был напряг. До кучи Юрий Олегович разработал какую-то особую методу преподавания алгебры, основанную на логическом мышлении, которая, впрочем, срабатывала только для математически одаренных школьников. Дети вроде меня - гуманитарной ориентации - так и остались за бортом алгебры и прочей геометрии…навсегда.
После одного из родительских собраний математик стал особо внимателен к моей маме и даже как-то появился в нашем доме на какой-то дружеской вечеринке, где он читал стихи и играл на гитаре, проникновенно разверзая перед собравшимися свою аполитичную бардовскую душу. Спустя пару дней он позвонил маме глубокой ночью и сказал, что уходит из семьи, вещи собраны, и он прибудет вот-вот, решено. Мама не то, что удивилась такому повороту не существующих отношений с учителем математики ее дочери, она даже не поняла, серьезно ли  он говорит, об этом. Может, розыгрыш? Юрий Олегович заверил ее, что серьезен вплоть до рычащего мотора такси, вследствие чего был отослан моей интеллигентной мамой безнадежно в никуда. Больше в жизни нашей семьи он не появлялся, но к чести Юрия Олеговича, на его отношении ко мне как к его ученице это не сказалось никак. Он повел себя достойно, немстительно.
А весной он повел наш класс в поход. Все было в жанре туристической баллады: палатки, каша в котелках и Юрий Олегович, бренчащий на гитаре и хрипящий песни Высоцкого и Градского. Кстати, хрипел он не худшим образом. В какой-то момент он сказал: "Эх, сейчас бы пятьдесят грамм, да нельзя с пионерами…" Трогательно так сказал, почти обреченно. Почему-то до сих пор хочется выпить с ним те граммы… А между тем, именно после того похода мы все, девчонки и мальчишки, начали относится к друг другу по-иному, вроде как подружились, а до того только дразнились и грызлись, зло окропляя друг друга необоснованной ненавистью. Детская озлобленность ушла, растворилась в пересекаемых речушках, разбилась о преодолеваемые препятствия, переосмыслилась в гитарном переборе и переросла в осознанное созерцание друг друга, в интерес.
А к следующей осени я была вынуждена перевестись в  другую школу по причине смены места жительства и Юрия Олеговича не встретила больше никогда. Сам факт его существования остался где-то в вечности,  даже фамилии его не помню. Знаю только от друзей, с которыми ходила в поход, что в следующем учебном году случился у математика роман с десятиклассницей Женей, которой гордилась школа и посылала ее регулярно на олимпиады, конкурсы чтецов и прочие достойные мероприятия. А она влюбилась в него без памяти, и оставил математик семью и бежал с Женей в неизвестном направлении, написав предварительно заявление по собственному желанию. Завуч рыдала зверем от радости в момент избавления от лохматого бунтаря. 
Много лет прошло, учителей своих я преимущественно не помню, за исключением, пожалуй, нескольких особо жестоких или тупых. А Юрия Олеговича помню. Забавный был человек: трагикомик, ярко выраженный неудачник, а ведь смог сотворить с нами, закрытыми подростками, нечто в высшей степени педагогичное: научил дружить и ценить мимолетные отношения, которые тренируют внутренний взор и в итоге формируют личностный стержень. Я, кстати, туризм и походы терпеть не могу. Но с Юрием Олеговичем пошла бы, не глядя. Жаль, не зовет.